Усть-лабинских медиков призовут к ответу за смерть ребенка

Об этой трагедии мы писали весной 2019 года. Тогда в Усть-Лабинской ЦРБ умерла 16-летняя Олеся К. из хутора Железного. По мнению родителей Олеси, тогда медики не сделали всего того, что должны были предпринять для спасения их девочки. И оказались правы: независимая экспертиза, проведенная специалистами в ГБУ «Судебно-медицинской экспертизы» Ростовской области выявила серьезнейшие нарушения при оказании помощи. Проще говоря: у девочки мог быть шанс выжить, но ее этого шанса лишили.

За 5 лет до трагедии

Олеся родилась здоровеньким ребенком, так же, как все набирала вес, получала прививки по национальному календарю, росла и радовала маму с папой. Однако, в возрасте 11 лет краевые медики выявили у девочки тяжелую сердечную патологию. Диагноз звучит так: гипертрофическая кардиомиопатия (асимметричная форма) с умеренно выраженной обструкцией выводного отдела левого желудочка). Не будем углубляться в экспертные термины, но суть в том, что при такой форме заболевания смерть может наступить в любой момент, даже если нет никаких видимых симптомов. Девочку срочно поставили на учет, прописали постоянное лечение. Состояние то ухудшалось, то улучшалось, но при этом Олеся жила обычной жизнью, разве что была освобождена от уроков физкультуры и систематически принимала лекарства. 

Медики успокоили родителей, что Олеся может прожить долгую жизнь, родить детей и даже дождаться внуков. В то же время, когда у Олеси выявили тяжелую болезнь, у нее родилась сестричка. У малышки тоже оказались проблемы со здоровьем, но неврологического характера. Окончив 9 классов, Олеся поступила в Выселковский медицинский колледж: она мечтала стать медиком, чтобы помочь вылечить сестренку и работать с ней уже как грамотный специалист.

18 часов мучений

Утром 11 мая 2019 года Олеся позвонила из Выселок маме и пожаловалась, что у нее сильно болит живот. Мама приехала за ней и привезла домой. Промучившись до вечера, Олеся с мамой своим ходом отправились в районную больницу. Мама сразу предупредила врача приемного покоя об имеющемся у дочки диагнозе, показала выписку. Осмотрев ребенка, жалующегося на тянущие боли в правой подвздошной области дежурный педиатр заподозрил острый аппендицит, кишечную колику, а дежурный хирург – дискинезию желчевыводящих путей, перегиб желчного пузыря. Гинеколог посмотрел, но ничего «своего» не нашел. Диагнозы предполагали только на основе пальпации, не проведя сразу некоторых необходимых внутренних исследований. Не было сразу сделано УЗИ, ЭКГ, не пригласили кардиолога. Взяли анализы и… все.

Олеся промучилась  до утра. Ей обезболивали «острый живот», чего никак нельзя было делать, давали спазмолитик, и только в районе 11 часов 12 мая отправили на УЗИ брюшной полости. К этому времени анализы показали резкое падение гемоглобина – с 103 дот 89. Диагноз «Внутрибрюшное кровотечение и апоплексия яичников» поставили не сразу, а лишь спустя полтора часа после УЗИ.

Требовалась срочная операция, однако ее начали не сразу. Операцию начали в 14.45, то есть через 18 часов после поступления, через 4 часа после УЗИ и через час после постановки диагноза. Мама просила не делать дочке общий наркоз, который рассчитан на здоровый организм, а обойтись эпидуральным (укол в позвоночник, отключающий нижнюю часть туловища). Но ее никто не послушал.

«Вашего ребенка больше нет…»

Операция длилась чуть более часа и прошла, как написано в документах, успешно. Правда, в брюшной полости девочки к этому времени уже скопился 1 литр крови, отсюда и сильная анемия. С ее то сердечным диагнозом!

После операции Олесю положили не в реанимацию, куда должны были, а в послеоперационную палату интенсивной терапии гинекологического отделения. Постепенно она пришла в себя. Мама все это время находилась с ней. Было уже тогда все плохо или нет, теперь никто не узнает: в послеоперационной палате нет того оборудования, которое имеется в реанимации: мониторинг сердечной деятельности, артериального давления, пульса и т.д. в онлайн-режиме.

Вдруг Олеся пожаловалась, что ей плохо.

Алла, мама Олеси:

- Я сидела рядом с Олесей в палате, она со мной разговаривала. А потом… последнее, что она сказала: «Меня тошнит», и начала задыхаться. Я прямо из палаты закричала, от нее не отходила. Одна (медик) прибежала, потом вторая, они забегали. Я все это время смотрела на Олесю. Минуты через три, не могу сказать точно, сколько прошло, одна кричит: «Не дозвонилась!». Вторая ей говорит: «Беги!». Первая побежала вниз, а вторая, видимо, врач, выгнала меня из палаты. Я села в коридоре возле дверей на скамеечку. Прошло точно больше 5 минут, когда в палату к Олесе пробежали мужчина (видимо, реаниматолог) и женщина. Минуты три они были в палате с Олесей, потом ее провезли на каталке мимо меня, я побежала за ними. Сказали, что везут в реанимацию. Я побеждала по лестнице вниз, к реанимации. 

Пока добежала, Олесю уже завезли внутрь. В документах написано, что она умерла в 18.50, а ко мне медсестра вышла где-то в 19.30. Получается, они уже знали, но ко мне не выходили. Когда медсестра сказала, что дочки больше нет, мы просили позвать врача, но он долго не выходил, а когда вышел, я спросила: «Почему?». Он говорит: «Вы же видели, я приходил. Вы же меня видели?». Это был реаниматолог-анестезиолог. Я опять спросила: «Почему?», он ответил, что «все после вскрытия». Я просила, чтобы меня пустили к дочке, но он сказал, что ее уже увезли.

Родители девочки добились проведения независимой судебно-медицинской экспертизы.

Комплекс упущенных шансов

В числе прочих перед независимыми экспертами (в группу вошли три кандидата медицинских наук со стажем от 22 до 48 лет, судмедэксперт отдела сложных экспертиз и другие медицинские светила) был поставлен ряд вопросов, главный из которых: «Какие дефекты или недостатки в оказании медицинской помощи были допущены? На каком этапе? Насколько качественно была оказана медицинская помощь Олесе К. врачами МБУЗ «Усть-Лабинская ЦРБ?»

Ответы, это свое рода, комплекс упущенных шансов.

Из заключения независимой экспертизы:

«При оказании медицинской помощи был допущен ряд дефектов. А именно:

• При поступлении Олеси К. в ГБУЗ «Усть-Лабинская ЦРБ» МЗ КК имели место формально проведенный осмотр пациентки и неадекватный сбор анамнеза;

• При наличии у ребенка тяжелой патологии сердечно-сосудистой системы при поступлении в стационар не назначено проведение ЭКГ и консультации кардиолога;

• Имеющиеся в медицинской карте стационарного больного не имеют расшифровки, не указаны даты регистрации (откуда взялись?- авт);

• Не проведено пальцевое исследование при подозрении на наличие острого аппендицита;

• Отсутствует адекватная интерпретация лабораторных исследований в дневниках наблюдения, свидетельствующих о наличии анемии;

• Запоздалая адекватная (правильная) интерпретация данных УЗИ брюшной полости и результатов общего анализа крови. Как следствие – запоздалая формулировка диагноза «внутрибрюшное кровотечение);

• Запоздалое начало операции (более чем на час) после постановки диагноза и более чем на 4 часа после проведения УЗИ;

• В медицинской карте стационарного больного отсутствуют протоколы проведения трансфузий (переливание крови и кровезаменителей – авт.);

• Неоправданное нахождение пациентки с сердечно-сосудистой патологией, большой кровопотерей, анемией тяжелой степени в послеоперационном периоде в палате интенсивной терапии гинекологического отделения, где отсутствовал динамический врачебный и мониторный контроль витальных функций (жизненно важных функций организма– авт.)

«В данном случае факторами, которые могли спровоцировать развитие острой сердечно-сосудистой недостаточности могут быть апоплексия яичника с внутрибрюшным кровотечением, собственно факт проведения операции под общим обезболиванием».

Выжила бы Олеся или нет, не будь всех этих нарушений, не знает никто, даже ростовские эксперты. Чаша весов выровнялась.

Что же произошло? Говоря простым языком, из-за развившейся тяжелой анемии (малокровие из-за кровопотери), общего наркоза и отсутствия рядом постоянного контроля за работой жизненно важных функций организма со стороны врачей и мониторинга, нагрузка на и без того слабое сердечко увеличилась в разы. Если добавить сюда еще попытки дозвониться до реанимации, беготню медиков с 5 этажа на 1-й, обратно и транспортировку умирающей Олеси на 1-й, то и драгоценное время могло быть упущено. То есть упущен еще один  шанс, который у Олеси был.

Мнение юриста

Екатерина ДОЛМОВА, адвокат семьи К.:

- Когда читаешь заключение экспертов, которые говорят, что своевременное проведение оперативного лечения не могло полностью гарантировать предотвращение наступления смертельного исхода, понимаешь, что смерть ребенка могла быть предотвращена, могла…но… Очень много «но», которые поражают в первую очередь своим безразличием к своим обязанностям, к чужой жизни, боли, как моральным, так и физическим страданиям. Ведь нужно быть совершенно безразличным, чтобы не приложить своевременные усилия, чтобы спасти ребенка. Этот вопрос в нашем городе достаточно актуален, ведь все мы в определенные сложные моменты просим помощи у медиков и уповаем на то, что еще остались последователи Гиппократа, которым не безразличны чужие страдания. Эта трагедия не семьи К., эта трагедия каждого из нас, и не только потому, что чужих детей не бывает, а потому, что на месте этого ребенка может оказаться каждый. Наши дети обязаны иметь шанс на жизнь, несмотря ни на что. Младшая сестра Олеси каждый год пишет письма Деду Морозу с просьбой вернуть любимую сестренку. Остается верить, что справедливость все же восторжествует, и впредь таких проступков, которые могут стоить людям жизни, совершено не будет.

В мае исполнится ровно 4 года, как нет Олеси. Родители не сдавались, искали правду. Адвокат семьи   направила в Усть-Лабинский районный суд исковое заявление к Усть-Лабинской ЦРБ.

- Надеемся, что в судебном заседании ответчик пояснит, в связи с чем был допущен ряд дефектов оказания медицинской помощи, почему не было предпринято все возможное для спасения жизни девочки, почему ребенку не нашлось места в реанимации, - говорит Екатерина Долмова.

Понятно, что никакие компенсации морального и материального ущерба не вернут ребенка, но может, хотя бы «удар рублём» научит некоторых врачей тому, как нельзя работать.

Фото Олеси из семейного архива.