Художник Валерий Пчелин: «У меня нет задачи получить бессмертие»

Известный художник, скульптор и дизайнер, создатель «Запорожцев» и «Собачкиной столицы», отметил 60-летие.

На интервью с Валерием мы отправились в живописный поселок Афипский, где находятся его дом, мастерская и одновременно арт-резиденция PchelinHouse, которая принимает художников и специалистов в сфере современного искусства со всей страны.

Современная скульптура — сложный вид визуального искусства, это прежде всего высказывание, при том, что человек привык к памятникам. В ней часто нет сюжета, как в кино, но есть форма. И если довериться интуиции в момент, когда смотришь на такой арт-объект, то можно открыть для себя другую реальность.

Честно признаться, когда мы узнали, сколько лет исполнилось мастеру, — не поверили. Это тот случай, когда цифра в паспорте не играет роли, а лишь придает шарма.

— Валерий, вы согласны, что отношение к возрасту сегодня изменилось, а люди стали лучше выглядеть?

Валерий Пчелин: — Согласен. Читаешь классику, а там написано: «Вышла старуха 45 лет». Разве это возраст? Люди и жить стали дольше. Я думаю, что это отчасти связано с тем, что в 50 сегодня можно начать осваивать новую профессию, создавать новую семью, и никто тебя за это не осудит.

— В 40 лет жизнь только начинается, как говорится в известном фильме. А как вы относитесь к своему возрасту?

В.П.: — Я не ощущаю себя на 60, мне даже не верится, что это мои годы: душа не соглашается с возрастом. Спортом занимаюсь, из лука вот начал стрелять. Хотелось бы, может, и поохотиться, но животное убить не смог бы.

— Ваш любимый материал — дерево, но оно так недолговечно… Насколько я знаю, бронза хранится дольше всех.

В.П.: — Моя первая специальность — столяр-краснодеревщик, она меня во многом определила, поэтому деревянной скульптурой я занимаюсь дольше, чем какой-либо другой. А бронза — это в основном заказные вещи, и они не отражают того, чего ты хочешь.

Я спокойно отношусь, что когда-нибудь мои деревянные скульптуры исчезнут. Задачи получить бессмертие у меня нет, я об этом и не думал никогда, мне это неинтересно.

— Многим творческим людям важно оставить след на этой земле.

В.П.: — Время показывает, что люди предполагают одно, а происходит иначе. Мир и общество развиваются, и какие-то работы завтра могут оказаться никому не нужны. Например, произошла революция — и то, что художник создавал, выкинули.

— Сколько бы раз мимо «Гуляющих собачек» ни проходила, всегда рядом с ними кто-то делает селфи. Рассчитывали на такой успех?

В.П.: — Нет конечно! Собачек я создал между делом, можно сказать, играючи. Многие вообще не знали, что это вещь моя — я ведь всю жизнь модернистскими скульптурами занимаюсь. До сих пор люди удивляются: «Это ты, что ли, сделал?» А в некоторых кругах, наоборот, думают, что я только такие вещи и создаю. Но для меня это, вообще-то, нетипично — я просто поиграл (скульптурная композиция двух влюбленных собачек на углу улиц Красной и Мира стала первой из серии эксцентричных жанровых скульптур Краснодара. — Прим. ред.).

— Собачки удачно вписались в городской пейзаж. Чем вдохновлялись?

В.П.: — Владимир Маяковский в одном из своих стихотворений называл Краснодар «собачкиной столицей». Я хотел сделать китчевую штуку в стиле буффонады, театра 20-х годов, изобразить таких довольных и сытых нэпманов. Честно говоря, до этого случая никогда не принимал участия в конкурсах на городскую скульптуру.

— Сколько времени ушло на изготовление?

В.П.: — Где-то месяца три. За месяц ее всю вылепил, за полтора — отлили. Начали в мае, а в сентябре, ко Дню города, она заняла свое место. Я хотел поставить собачек где-нибудь на аллее, бульваре или в парке, но департамент архитектуры настаивал именно на этом месте, где влюбленные традиционно назначают свидания. Вообще, я искал такую форму, чтобы она могла увлечь, чтобы с ней можно было взаимодействовать, подсаживаться к ней. Это как театр в городе.

— Не всем известно, что вы также являетесь автором скульптурных фонтанов напротив Дома книги и «Шурика и Лидочки» — их тоже обожают жители и гости Краснодара.

В.П.: — Эти скульптуры мы делали вместе с заслуженным художником Республики Северной Осетии — Алании Аланом Корнаевым, а «Шурик и Лида» — полностью его авторский проект, я просто помогал лепить. Когда создавали фонтаны, нам не хотелось, чтобы они получились скучными, поэтому внутри изображений старого города так много разных персонажей и историй.

Вот заходит в дверь Федор Шаляпин, бабушка в кресле-качалке расположилась на балконе, цыганка возле церкви просит денег, офицер сидит с дамой за столиком кондитерской, влюбленный с букетом, бегут коты, собаки. Для зрителя — это своеобразная игра-квест. «Шурика и Лиду» нам заказали губернатор Александр Ткачев и мэр Владимир Евланов — это была их идея. Мы нашли кадр, где Шурик с Лидой идут, читая один конспект, Алан подготовил эскиз. Слепили за два месяца.

— Краснодар вашими глазами: хорошеет наш город?

В.П.: — Бывают удачные штуки, бывают и не очень. Мне не нравится, например, как поставили памятник Пономаренко: загородили зону перед филармонией и перекрыли главный вход в здание.

— Если бы перед вами стояла задача поставить памятник, кому бы он был?

В.П.: — Интересный вопрос. Наверное, таким людям, которые заслуживают этого, но были не замечены. Повлияли на какие-то процессы, явления, а остались недостаточно известными. Писателям, философам. Но вообще тема реалистичного памятника — не моя тема, как бы это странно ни звучало. Я считаю, что можно выразить идею и раскрыть личность через другие формы. Если это физик — через кинетическую вещь, если философ — через символ, ассоциацию. Форма должна быть разной.

— Памятники — это все-таки пережиток прошлого.

В.П.: — Пережиток, да, но тем не менее во всех странах мира до сих пор большинство памятников создают, сохраняя портретное сходство со своим героем. Классическая традиция имеет очень большую инерцию.

— В 1997 году вы уехали работать в Аргентину. Почему?

В.П.: — В 90-е годы прошлого века в России скульпторы и в общем художники оказались невостребованными. Не только в Краснодаре, и в Москве в то время в этом плане было довольно грустно: хотя открывались галереи, но развитого арт-рынка еще не существовало. В Аргентину я поехал за новыми возможностями. Я тогда только вернулся из академии, было желание экспериментировать и много энергии.

— В скульптуре, полагаю, есть свои особенности, отличные от других жанров. Какие?

В.П.: — Скульптор выполняет определенную задачу, транслирует идею. Ее можно решить как угодно: через какие-то узнаваемые фигуры или новые формы. Это может оказаться работа «в стол» или для конкретного пространства, где ее увидят люди.

Когда я делал тех же собачек или запорожцев, то думал: кто будет на них смотреть, зачем они нужны? А когда я делаю то, чего душа просит, мне самому все понятно, я просто ищу пластическое выражение своему размышлению и чувству. Себя считаю в первую очередь автором деревянных скульптур и дизайнерских объектов. Их представляют обычно на выставках в музеях, галереях, на арт-ярмарках, которые посещает определенный круг людей.

— Много скульптор зарабатывает?

В.П.: — Если заказы есть, то хорошо зарабатывает. Я построил себе дом и мастерскую. Благодаря хорошему классическому образованию, которое получил в свое время, я могу сделать любую скульптуру как ремесленник. В той же Аргентине создавал святых для католических храмов, можно сказать, с закрытыми глазами делал — благодаря хорошей школе. Образование дало мне возможности, но я продолжаю учиться до сих пор, чтобы оставаться и современным художником тоже.

— Аналитики сегодня делают прогнозы, что будущее только за блестящим образованием.

В.П.: — Я с благодарностью вспоминаю все годы учебы. Я парень из станицы и в художественной школе не учился, только после армии поступил в Краснодарское художественное училище. Мне — 20 лет, и я сел за парту с 15-летними пацанами. Так как передо мной стояла цель, быстро всех обогнал. Была страшная жажда учебы! В Мухинскую академию я поступил в 25.

— Я знаю, что у вас двое детей школьного возраста. Семейное образование не рассматривали?

В.П.: — Наши дети учатся в хорошем лицее поселка Афипского. Как-то дочь пару месяцев сидела дома — заболела, и мы предложили ей попробовать совсем перейти на домашнее обучение. Но она наотрез отказалась — она у нас любит находиться среди людей, и для нее важны живые учителя. В лицее ей учиться нравится.

— Как вырастить детей счастливыми людьми?

В.П.: — Проводить с ними больше времени. Мы и в Афипский переехали именно для этого. В нашем случае дети общаются не только с нами, но и со всеми, кто проходит через дом. У нас широкий круг друзей, которые живут не только своей работой, а увлекаются чем-то помимо. Наша семейная институция PchelinHouse организует лекции, выставки, мастер-классы, спектакли, концерты, и наши дети все это воспринимают. Еще есть такое неформальное сообщество «Туристята», где собрались неравнодушные родители. Вместе мы устраиваем различные квесты, организуем летние лагеря, проводим ролевые игры. И самое удивительное, что мы, взрослые, кайфуем от этого чуть ли не больше, чем дети.

— Недавно с одним юношей говорила, он заявил, что образование в нашей стране вообще не нужно получать. Такие мысли имеют место среди молодежи, и это пугает.

В.П.: — Если говорить о той же скульптуре, то классическое образование сегодня подвергается критике. Потому что мыслить оригинально и в русле времени, чего требует современное искусство, в классическом учебном заведении не научат — у нас больше внимания уделяется композиции и ремеслу художника. Однако эти основы все-таки тоже необходимы.

— Вы вместе с супругой, Анной Пчелиной, проводите лекции по современному искусству. Они востребованы?

В.П.: — Да. Мы столкнулись с тем, что есть огромное количество людей, которые не все понимают в искусстве, но у них есть желание разобраться, может быть, делать свои проекты в этой сфере.

В 2018 году наша идея проводить в Краснодаре бесплатные лекции, посвященные современному искусству, нашла дружескую поддержку у компании «Ростелеком». С ее помощью мы организовали десятки лекций за минувшие четыре года. Их прослушали сотни людей. Мы приглашаем известных критиков, коллекционеров, искусствоведов — знаменитостей в мире искусства.

Например, в Краснодар приезжали ведущий специалист Третьяковской галереи по современному искусству Кирилл Светляков, специалист по видео-арту и историк искусства Антонио Джеуза, директор арт-парка «Никола-Ленивец» Юлия Бычкова, директор артярмарки Cosmoscow Маргарита Пушкина, коллекционер Игорь Цуканов и многие другие. Можно посмотреть записи этих лекций в интернете.

— Помню, как пришла на одну из выставок, которую вы с супругой проводили, и увидела ковер, проткнутый копьями. И это современная скульптура. У меня был шок.

В.П.: — Она и такая может быть, совершенно верно.

— Одно из направлений, в котором вы работали, — это ленд-арт. Что это такое и есть ли ленд-арт в Краснодаре?

В.П.: — Ленд-арт возник в 20-е годы прошлого века в эпоху модернизма, а популярность обрел в 60-е в США. Это когда художник помещает объект в природную среду. Вещь, с одной стороны, как бы растворяется в этом пейзаже, становится его частью, а с другой — может конфликтовать с ним, активизирует его. Галицкий сейчас делает у себя в парке что-то подобное. Правда, это не совсем ленд-арт, больше паблик-арт. Ленд-арт все-таки ближе к природным формам и материалам.

— Почему в мире сегодня все меньше вещей, от которых дух захватывает?

В.П.: — За эти годы, что существует цивилизация, столько всего было, что современного человека трудно растормошить. Он уже толстокожий стал.

— Искусство когда-нибудь закончится?

В.П.: — Поле искусства становится только шире. В него все впадает, как в океан, и никогда ничего не пропадает. Например, классицизм, барокко, минимализм — все направления продолжают присутствовать в нашей среде, пусть и не так интенсивно, как в период своего расцвета и доминирования.

— Как можно назвать нашу эпоху?

В.П.: — Эпохой метамодернизма, эпохой поиска новой искренности. До этого был постмодернизм, главные его приметы — ирония, насмешка, цитирование. Сейчас все должно быть по-настоящему. Такая эпоха ковыряния и глубины.

— Зачем?

В.П.: — Человек хочет понять многие процессы, он все время оглядывается назад, ищет что-то в прошлом. Ищет правду.

— Это можно определить как эпоху стагнации?

В.П.: — Стагнация всегда присутствует вместе с процессами развития. Многое зависит и от точки зрения. Возьмем искусственный интеллект. Сейчас все думают, что он нам даст: хорошее или плохое? С одной стороны, тревожно, но в то же время человек хочет в этом интеллекте открыть для себя что-то новое. Мне тоже кажется, что наряду с прогрессом, например, XX век нам показал, что в моральном плане человек шел куда-то не туда.

— Но сколько всего, чем мы питаемся в духовном смысле по сей день, было создано именно в XX веке.

В.П.: — Но сколько всего и разрушено! Сколько людей погибло, таких катастроф, которые произошли в XX веке, не случалось за все времена.

— Как вы переживаете критику?

В.П.: — Если критика по делу, нормально воспринимаю. Бывает неприятно, если человек не разобрался, но свои пять копеек хочет вставить. Оценка в искусстве — это всегда важно, но и очень субъективно.

— По каким критериям на уроке ИЗО оценивают работу ребенка? Если он нарисовал зеленого тигра, а не желтого, как все, это повод снизить оценку?

В.П.: — Если преподаватель творческий человек, он увидит, что этот ребенок нестандартно мыслит, и его, наоборот, нужно поддержать. Искусство и держится на индивидуальности. Потому что те, кого мы знаем, кто вошел в историю, все они нестандарт-но мыслили. Выскочили из типичного, привычного ряда. Им удалось оставить свой след, они являются мотором, и развитие идет благодаря им.

— Вас не тревожит, что маловато таких людей- «моторов» стало? Музыку старую переслушиваем, кино пересматриваем.

В.П.: — Я не люблю ремиксы, когда все идет в какой-то повтор. Повтор редко бывает лучше, чем оригинал. Но, с другой стороны, встречаются и талантливые адаптации. Вообще же, весь постмодерн, на котором мы выросли, построен на ремейках и заимствованиях.

— Сейчас стали крутить старые фильмы в кино. Сходила на «АССУ», и мне понравилось.

В.П.: — Я оцениваю кино (и искусство) не по времени создания, а по его воздействию. В кино сейчас хожу редко. В основном все смотрим в интернете. А телевизор не смотрю уже 15 лет, наверное.

— Кто покупает ваши произведения?

В.П.: — Чтобы жить в одном пространстве с моими модернистскими вещами, надо быть подготовленным человеком. Люди, которые реагируют на эти работы, — люди мыслящие, они хотят в чем-то разобраться. Мое творчество им близко, они в нем что-то считывают.

— Предположим, я собралась посетить вашу выставку. Как мне к ней подготовиться?

В.П.: — Когда я выставлялся в Краснодаре, приходили пенсионеры, бабушки и дедушки, — люди, далекие от искусства. Я заводил с ними разговор, рассказывал что-то, они начинали проникаться, понимать. Говорю: «Вы отключайте голову. Ориентируйтесь на свои ощущения». Мои работы направлены напрямую на интуицию. То, что вы увидите, тем они для вас и будут. Я не хочу что-то свое вбивать в голову зрителя. Вы свободны в своем восприятии.

— Я была на выставке ювелирных украшений Михаила Смаглюка и очень удивилась, что ювелирные украшения могут пробуждать эмоции.

В.П.: — Ювелирное искусство — тоже искусство. Оно может эмоционально воздействовать, нести смысл и идею.

— Вы работали реставратором с Михаилом Ивановичем в музее Фелицына?

В.П.: — Когда вернулся в Краснодар из Санкт-Петербурга, у меня не было мастерской, и я пошел в музей, где мы работали с Мишей, да.

— Когда делала интервью со Смаглюком, спросила у него, не тесно ли ему жить в Краснодаре с таким мышлением. А вам?

В.П.: — Мне все время хочется сюда возвращаться. Иногда нужно вырваться, куда-то поехать, в чем-то поучаствовать, я так и поступаю. Где я только не был! Мои скульптуры есть и в Латинской Америке, и в Китае, и в Европе, но я, получается, всегда возвращаюсь в Краснодар.

На заметку

Произведения Валерия Пчелина хранятся в собрании Государственного Русского музея, Краснодарского художественного музея изобразительных искусств им. Ф.А. Коваленко, в частных коллекциях в России, Германии, Швейцарии, Аргентине, Швеции и Австрии.

Материал подготовила Анна Климанц